http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4541 Entrées d’index fr 0 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4642 Au cours des dernières décennies, la littérature sur les déchets s’est développée dans deux directions principales. Partant du principe que les déchets sont une catégorie naturelle dont nous devons « nous débarrasser », les études sur la gestion des déchets et leur durabilité proposent principalement des solutions : par exemple, la proposition des 3R - recyclage, réutilisation et réduction - ou l’« économie circulaire ». Quant à la littérature scientifique sur les déchets, elle adopte d’emblée une position plus critique et favorise une approche relationnelle des déchets. Notre objectif est de faire dialoguer ces deux principaux courants de recherche en présentant deux études de cas menées au sein de communautés autochtones du nord de la Russie. Non seulement nous mettons en lumière les préjugés cachés de la notion d’économie circulaire ainsi que d’autres pratiques « innovantes » de résolution des problèmes dans la littérature sur la gestion des déchets, mais nous proposons également d’accorder une plus grande attention aux pratiques non hégémoniques en matière de déchets au sein de l’autochtonie, qui sont souvent négligées dans les travaux sur la gestion des déchets et les études sociales. on the assumption that waste is a natural category, which we need to “dispose of,” the scholarship on waste management and its sustainability offers mainly problem-solving propositions (e.g., the 3Rs - recycle, reuse and reduce - also called the “circular economy”). The scientific literature on waste takes a more critical stance from the outset and puts forward a relational account of waste. We aim to start a dialogue between these two main research streams through a presentation of two case studies among indigenous communities in the Russian North. In addition to exposing the hidden biases of the notion of a circular economy and other “innovative” problem-solving practices in waste management literature, we propose to pay more attention to non-hegemonic waste practices amongst communities, which are often overlooked in both the waste management and social studies of waste literature. За последние десятилетия исследования по переработке отходов развивались по двум основным направлениям. С одной строны, основываясь на том, что отходы – это категория, от которой мы должны «избавиться», исследователи предлагают такие решения как переработка, утилизация и сокращение, или «циркулярную экономику». В других, научных, публикациях занимается более критическая позиция и отдается предпочтение реляционному подходу к мусору. Наша цель – установить диалог между этими двумя подходами. Для этого мы представляем два тематических исследования, проведённых в общинах коренных народов Севера России. Мы не только анализируем скрытые предрассудки по отношению к циркулярной экономике и другим «инновационным» практикам решения проблем с отходами, но и предлагаем уделить больше внимания негегемонистской практике обращения с отходами коренного населения. Она часто упускается из виду и в публикациях о переработке отходов, и в социальных исследованиях. mar., 16 avril 2024 15:22:56 +0200 mar., 16 avril 2024 15:22:59 +0200 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4642 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4592 L’histoire des migrations à l’époque soviétique et post-soviétique permet d’expliquer la structuration de communautés et de véritables diasporas musulmanes dans le Grand Nord. Les conditions climatiques exigeantes, l’éloignement et la forte industrialisation des villes du Grand Nord contribuent à accentuer certaines caractéristiques qui façonnent le paysage social dans lequel vivent les musulmans. Cette étude offre un cas d’étude régional original du développement de l’islam, de son adaptation et de la transformation du paysage urbain arctique autour de la fabrique de symboles matériels (mosquées, salles de prière, habitudes vestimentaires) et immatériels (notion de licéité : halal) islamiques. La notion d’Islam polaire analysée ici renvoie à des spécificités de vie et de mode de fonctionnement des musulmans dans le Grand Nord et l’Arctique et de l’affirmation de l’islam dans un contexte inhabituel. De plus, les transformations socio-économiques et politiques participent à la construction d’une nouvelle identité arctique et de tout un univers de significations pour les communautés musulmanes originaires du Caucase et des pays d’Asie centrale. The history of migration during the Soviet and post-Soviet eras helps to explain the structuring of communities in the Far North and the emergence of Muslim diasporas. The demanding climatic conditions, remoteness and large-scale industrialisation of the cities of the Far North accentuate certain characteristics which shape the social landscape Muslims live in. This study offers an original regional case study of the development and adaptation of Islam, and of the transformation of the Arctic urban landscape around the production of material symbols (mosques, prayer rooms, clothing habits) and immaterial symbols (notion of permissibility, halal practices). The concept of polar Islam experienced here refers to the specific ways Muslims live and function in the Far North and the Arctic, and the affirmation of Islam in an unusual setting. This occurs in the midst of socio-economic and political transformations shaping a new Arctic identity and a whole new set of meanings for Muslim communities originating from countries in the Caucasus and Central Asia. История миграции советской и постсоветской эпох помогает объяснить образование мусульманских общин и даже настоящих диаспор на Крайнем Севере. Сложные климатические условия, удалённость от центра и мощная индустриализация городов Крайнего Севера способствуют усилению определённых характеристик, формирующих социальный ландшафт, в котором живут мусульмане. Данное исследование представляет собой анализ оригинального примера развития и адаптации ислама в этом регионе, а также изучение трансформации арктического городского ландшафта вокруг производства разного рода символов, как материальных (мечети, молитвенные комнаты, традиции в одежде), так и нематериальных (понятие допустимости, халяль). Анализируемое здесь понятие полярного ислама отсылает к особенностям жизни мусульман на Крайнем Севере и в Арктике, а также укреплению ислама в этом необычном контексте. Социально-экономические и политические изменения способствуют становлению новой арктической идентичности и целого набора смыслов для мусульманских общин родом с Кавказа и из стран Центральной Азии. mar., 16 avril 2024 14:54:12 +0200 mar., 16 avril 2024 14:54:14 +0200 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4592 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4536 Si les Occidentaux disposent, à la fin du XVIIIe siècle, d’informations substantielles au sujet de la Sibérie, que savent-ils du Grand Nord sibérien ? Peu de choses, eu égard à la difficulté d’accéder à cette contrée reculée qui effraie plus d’un aventurier, au risque encouru de se confronter à leur climat extrême et surtout à la rétention d’information à laquelle procèdent les autorités russes. De là, des témoignages souvent parcellaires et peu fiables sur ce désert glacé, brumeux, venté, obscur et réputé inhabitable. Mais l’opiniâtreté des explorateurs, quels que soient leurs mobiles et leur nationalité, amènera progressivement à une meilleure connaissance de cet espace encore vierge et de ses habitants « sauvages », qui ne seront appréhendés avec objectivité qu’à l’aube du XIXe siècle. At the end of the 18th century, Westerners had substantial information about Siberia, but what did they know about the Siberian Far North? Not much, considering the difficulty in accessing these remote regions, the risk of confronting their extreme climate and especially the withholding of information by the Russian authorities. This explains the often fragmented and unreliable testimonies on this icy, misty, windy, dark and reputedly uninhabitable desert. But the obstinacy of the explorers, whatever their motives or nationality, gradually led to better knowledge of this still virgin space and its “savage” inhabitants, who were not viewed with objectivity until the dawn of the 19th century. В конце XVIII века западная публика обладала значительным объёмом информации о Сибири, но что она знала о сибирском Крайнем Севере? Немного, учитывая сложность доступа к этому отдалённому региону, пугающую многих искателей приключений, а также риск столкнуться с суровым климатом и особенно с сокрытием информации российскими властями. Отсюда часто обрывочные и недостоверные сведения об этой ледяной, туманной, ветреной, тёмной и, по общему мнению, необитаемой пустыне. Но упорство первопроходцев, каковы бы ни были их мотивы и гражданство, постепенно приводит к более глубокому познанию этого ещё девственного пространства и его «диких» обитателей, которых станут объективно описывать лишь на заре XIX века. lun., 15 avril 2024 15:54:10 +0200 lun., 15 avril 2024 15:54:18 +0200 http://interfas.univ-tlse2.fr/slavicaoccitania/4536